Воспоминания о Штейнере - Страница 31

38

Обычно он говорил при прощаньи: "Ауфвидерзеен!" На этот раз он этого не сказал; он не мог лгать; какое же "Видерзеен", когда я уже не увидел его больше; он только взял меня за рукав и повлек за собой, по лестнице, к двери — этажом выше; — в дверь толкнул, прибавив:

"Идите к ней!"

Я влетел в комнату не ожидавшей меня Марии Яковлевны.

39

Комнаты, в которых жил доктор, носили для меня отпечаток чего — то однородного, однородное для всех помещений, в которых меня принимал доктор, — крайняя простота всегда маленьких до тесноты комнаток; ни один взгляд не открыл бы априори, что в них именно живет доктор: он меня принимал и в квартире, предоставляемой ему графиней Калькрейт (в ее краснорозовом доме на Адельберт — штрассе, в Мюнхене), и около Базеля, на станцийке "Ботниге — Мюде"16', где он поселялся, и в квартире председательницы Кельнской ложи; везде — маленькие до тесноты простенькие комнатки.

Раз только он принял меня в несоответствующей гигантской комнатище, в которой следы его жилья занимали едва ли шестую часть комнаты; прочие пять шестых — холодно и казенно расставленная мебель; это было в отеле "Фенниа", в Гельсингфорсе; и он, такой небольшой при сидении вплотную с ним, испытывал точно растерянность себя ощущения в "комнатище".

Еще особенность помещений, занимаемых им: это — случайно разбитые палатки; никакого оседлого быта; никакой тенденции к комфорту; почти — ни лишнего предмета; это не означало, что в комнатах неуютно; это означало: ему не нужно ничего лишнего; стол, стул, книги (или чемодан с ними, если он у кого — нибудь гостит), постель: все! Ну там шторы на дверях.

Крайняя простота, крайняя незатейливость!

Впечатление от его берлинской квартиры, где он жил много лет, и где привратник дома относился к нему, как к некоей домовой КОНСТАНТЕ, — несколько комнат — палаток (все маленькие) для несения необходимых функций, умственных и приемных; остальное все напоминало походный штаб: комнатка, где вечно стучал ремингтон и откуда слышались голоса барышень "канцелярии"; вылетали отсюда (мое впечатление, что стрелой) или фрейлейн Леман, или фрейлейн Ганна, или фрейлейн Мюкке (бывшая социал — демократка — необходимый орган при библиотеке и квартире, отданной "Теозофише — Филозофише-Ферлаг", помещавшихся в том же подъезде: в других этажах); и отсюда: впечатление постоянной шнырки влетающих и вылетающих барышень из комнатки — канцелярии по коридорику, через маленькую переднюю в дверь, выводящую из квартиры, на лестницу; и — постоянная беготня по этой лестнице: из квартиры в квартиру; ведь весь подъезд на протяжении ряда этажей был занят антропософскими квартирочками; кроме квартиры доктора, тут были: библиотека, издательство (и тут и там сидели заходившие по делу, а иногда и без дела), квартира Зеллинга, тут искони обитавшего и вместе с Мюкке вросшего в берлинскую ветвь всем существом, более ж всего вросшего в "МОЦ-ШТРАССЕ, ЗИБЦЕН", и добрым стихийным духом выраставшего отовсюду с помощью, со справкой, с библиотечной книгой и т. д.; тут же была квартира прекрасного, умного, всегда немного чудаковатого Курта Вальтера и его доброй жены; тут же, если не ошибаюсь, жили Ганна и Мюкке; и — кто еще? Обитатели квартиры доктора: две барышни Леман, воспитанные с детства доктором и М. Я., Мария фон-Сиверс, в то время его многолетний секретарь, друг, спутник по курсам, одновременно, церемонимейстер всех сношений, записей, ремингтонов, корреспонденции и прекрасная, благородия, всегда стремительная до экстравагантности художница, голландка Валлер, встряхивающая короткими кудрями и выглядящая пламенным оруженосцем, готовым в любую минуту выхватить меч, обласкать, или дать резкий и всегда неожиданный отпор; она иногда сопровождала доктора вместо М. Я.; а иногда же, в редкие времена отсутствия М. Я., была, так сказать, физической опорой доктора, отличавшегося крайней рассеянностью (раз он в рассеянности поставил свою ночную туфлю на полочку книжного шкафа вместо взятой оттуда книги и очень горевал, что придется ему купить туфли). Валлер, отворявшая дверь в квартиру доктора, или Валлер, с розами, или Валлер в белой тунике и такой же атласной столе; перегнувшаяся через перила лестницы и громко разговаривающая с кем — то внизу, а дверь в квартиру доктора открыта, — какие это знакомые картины, ставшие родными в воспоминании.

Все эти обитатели квартир под — и над — доктором вместе с обитателями квартиры доктора носились по этажам в вечной спешке с бумаженками, ремингтонными копиями и трещали машинками и телефоном. У меня создалось впечатление, что дверь квартиры доктора вечно незаперта; она производила впечатление ячейки рабочей коммуны, которой не до комфорта; все минуты разобраны: и "дела", "дела", "дела"; здесь читают корректуру, там распределяют билеты на курс, там выдают книги, здесь отвечают на корреспонденцию; и между всем этим — кого — то устраивают, что — то распутывают. Весь подъезд — квартира доктора; и обратно: в его квартире — ряд квартир.

И мимо этих переплетенных и охваченных переполохом квартир, под ноги сбившимся с ног барышням аппарата, и текут, и текут, и текут те, кому назначены свидания, в сущности ЧУЖИЕ люди этому "всекипению". А ведь каждый из текущих ТЕЧЕТ по делу, которое ему кажется важней важного; иные текут в первый раз; и — как на исповедь, переживая волнения необычайные и испытывая подчас удивление: вместо торжественности им под ноги иногда громкая и кажущаяся нарушением "церемониала" кипучка; звонят с замиранием сердца, а дверь — открыта: отворяет не прислуга, которой нет, а кто — нибудь из случайно оказавшихся здесь: Валлер, Леман, иногда сама М. Я. И — попадают в маленькую приемную, где все стулья (мягкие) заняты ожидающими. Комнатка — в несколько шагов: столик, шкафчик, стулья, две двери, закрытые портьерами, кажется, кофейно — коричневатыми, весьма простыми и… не первой молодости; одна дверь в переднюю и коридорчик, откуда — маленькая столовая, а сбоку, помнится, комнатушка в три шага, с диваном, где бывали у нас беседы СЭПАРЕ с М. Я.; это, вероятно, и есть "гостиная"; другая дверь — тут, на нос>, за пси — нет — нет, и что — то гуднет; и посетитель в первый раз со своей "исповедью" невольно вздрогнет: как, тут рядом, — доктор. Почему — то заранее кажется, ИНТИМНЫЙ прием у "УЧИТЕЛЯ" как — то парадно обставленным; а тут — простота и почти обидная для "УЧИТЕЛЯ" и "УЧЕНИКА С ИСПОВЕДЬЮ" будничная атмосфера кипящей работы, которой не до парадов; ведь, вероятно, в одной из невидных комнат — беспорядок раскинутых чемоданов (вчера приехал из Швейцарии, а завтра едет в Ганновер); а кто — нибудь снаряжает в дорогу "его".